Он был вторым по счету из пятерых. И на нем был весь дом и младшие дети.
Правда у него был старший брат, которому родители не шибко доверяли, так как натурой он был чувствительный, романтический мальчик, которому тяжкие деревенские будни давались с трудом, видимо поэтому он и убежал (со второго раза, в первый поймали - вернули)  на юг в поисках сладкой жизни, как многие мальчишки в то время, да так там и остался. Впоследствии став скульптором, художником и дизайнером в Ялте.
А папа мой, у которого, кстати сказать, был и семейный бюджет в руках, участвовал в заговоре и для побега припрятал немного денег, чтобы брат мог без проблем добраться до самого юга. Кто знает, может, он и сам потом к нему намыливался.
Учился папа поначалу из рук вон плохо. До восьмого класса: Понятное дело  -  корова, хозяйство, младшие сестры и брат, - он попросту не успевал, к тому же был ведь еще и  обыкновенным мальчишкой, а тут на руках мелкие сестры!  И когда же, спрашивается, поиграть, побаловаться?
Бабушка рассказывала, как однажды, возвращаясь с работы, увидела пацанов, играющих в футбол у дома. Наш папа - вратарь, а на воротах - большие дедовы валенки, и в одном из них - торчит кулек с грудной Танькой… Это он так совмещал - футбол и вроде как за сестрой следит - на глазах же.
Потом учительница приходила  с предложением вообще забрать его из школы как абсолютно неспособного к учебе и отдать в пастухи, мол, больше проку будет. Но бабушка со скандалом её выгнала: «Мой ребенок самый способный!»
И ведь оказалась права.
В какой - то момент, он вдруг стал приносить пятерки, школу закончил без троек и поступил в Ярославское военное зенитное ракетное училище, которое закончил с отличием. Думаю, это не только желание вырваться из деревни, но и огромное природное любопытство и какая-то необыкновенная, плодотворная жажда знаний.

Взять хотя бы музыку. Медведь на ухо - это про него. Но петь он просто обожал! Пел всегда громко и самозабвенно. Как-то в старших классах записался он в кружок пения. Руководитель хора долго не мог понять, кто портит ему всю картину, но однажды его всё-таки  вычислили и с позором выгнали.
И тогда он записался  на домру-секунду, которая тоже, судя по всему, долго не протянула.
И вот он в училище.
Однажды вечером, возвратившись  в казарму из увольнительной, со счастливой улыбкой он упал на койку - руки за голову, нога на ногу, самоуверенно:

- Сегодня (пауза)  я встретил девчонку (многозначительная пауза)… на которой женюсь!
Это была моя мама.  А слова запомнил их друг, папин сокурсник.
Однажды с танцев их забрали в милицию (народный патруль, следящий за нравственностью граждан) и там принялись воспитывать, в связи с тем, что они неприлично танцуют - слишком уж обнимаясь …  И отпустили с миром, после того, как мама с папой показали штампы о браке в паспортах.
После училища, его откомандировали в закрытый город Капустин Яр.

Поля тюльпанов весной, мотоцикл, Волга под Астраханью, живой сом в ванной, пугавший маму до визга…
Полигон, служба, ядерные испытания…
- Вирка, смотри, сегодня взрывать будем, - хватает фуражку и убегает на службу. И беременная мама, подперев щеку, глядит в окно на ядерный грибок над полигоном…
По молодости он часто таскал маму на футбол и хоккей из-за её способности громко свистеть - она это до сих пор умеет - двумя мизинцами складывает язык пополам (ужас!) и свистит. Классно. Ни я, ни брат так не умеем. 

Потом отец закончил (опять - таки с отличием) Харьковскую военную академию и остался там преподавать. У него был дар преподавателя, это точно. Он умел увлечь и доступно и просто объяснять сложные вещи.
В школе я лучше всех знала физику. Он приходил домой и первый вопрос был:
- Ты физику сделала?
Литература там, русский, его, казалось, не волновали вообще. А вот физику и математику он объяснял терпеливо по несколько раз, пока я не пойму. И всегда говорил, что математика и физика - основа всего. Это я усвоила на всю жизнь.
Дипломники его в академии  всегда были лучшими.
Не знаю, теперь мне кажется, что институт без него я бы тоже не закончила…
Он всегда что-нибудь придумывал, с ним всегда было ужасно интересно. Он водил нас в старый харьковский лес, то к источнику, то к старым дубам, рассказывая невероятные истории. В отпусках, (проводимых часто на море) долгое лежание на пляже было не для него. И он таскал нас по экскурсиям и разным интересным местам.
В поездах, на всех остановках он непременно выходил на улицу. За мороженным ли, за кукурузой ли, и почти всегда потом прыгал в отходящий поезд, чем приводил маму в сильнейшее нервное волнение. Особенно, когда вместе с ним на подножку прыгала я или брат Мишка.

Он приносил с работы лазерное ружье (что, наверное, было запрещено) и мы устраивали дома опыты с поджиганием бумаги на расстоянии. У нас были какие-то стеклянные призмы с удивительными оптическими эффектами, и даже одно время дома стоял телескоп. 
Мы жили в военном доме, на краю леса и каждые  майские праздники родители с друзьями ходили в этот лес отмечать День Победы. У них было свое место возле старой землянки времен войны. Костер, неизменная каша в чугунке и, конечно же, военные песни.  Песни вообще сопровождали нас всю жизнь. Сколько помню - все посиделки всегда заканчиваются песнями, хоть с друзьями, хоть с родственниками.  

Потом его перевели в Москву.  У них с мамой пошли внуки. И мама стала по полгода жить  с ними в деревне.

Мой старший сын, до сих пор с восхищением вспоминает дедов рассказ о том, как он покупал арбузы. А ведь на самом деле он просто ехал после работы в деревню с Ярославского вокзала до Александрова, где надо было делать пересадку, и в промежутке между электричками он просто купил арбуз на рынке. Всё!
Но он так рассказывал…  Как ехал, как покупал, с разными подробностями, и таким таинственным голосом, что Славка слушал, открыв рот, и потом каждый раз перед сном просил:
- Де-е, расскажи про арбузы!
Они до сих пор помнят, как он водил их на болото, и в лес, в "чисто поле". Да, он так и говорил Федору:
- Ешь быстрей, а то в "чисто-поле" не успеем, вон дождь собирается…
Ведь ничего же особенного не происходило! Но почему-то обычные вещи превращались у него в маленькие чудеса.

Да-а, что-что, а рассказывать он умел. Еще он любил дурачить нас во время просмотра фильмов по телевизору. Начинается кино, и он тут же выдает версию развития событий, уверяя нас, что он этот фильм уже видел. Причем так убедительно, что не поверить невозможно!

И мы верим, ждем, но все разворачивается совсем не так. Мы уличаем его, стыдим, и в следующий раз не верим. А в следующий раз оказывается, что самый невероятный сюжет им предсказанный сбывается!

Потому что на этот раз он действительно фильм смотрел. 

И так всю жизнь. Мама всегда предпочитала драмы, где поплакать можно, а мы с папой любили комедии, потому что были неисправимыми оптимистами.

Он обожал ходить в кино и мороженое.

Он всегда шутил. Его шутки не все и не всегда понимали,  но он никогда не обижался и продолжал шутить. Он вообще никогда не обижался.

А когда шел футбол, он орал "Го-ол" или "Пеношник!" (почему-то все ошибающиеся игроки были у него "пеношниками")  и не замечал вокруг ничего, хоть пожар, хоть потоп.
А в Москве почти каждые выходные мы ходили в гости к родственникам. И там он каждый раз напивался с дядей Славой (братом мамы).

Они закрывались на кухне и ближайшие  полночи папа открывал своему шурину секреты мировой политики и объяснял основы мироздания, но по большей части они опять-таки пели. Слава-то поет исключительно хорошо, у него и со слухом и с голосом всё нормально, а папа… (хор, домра-секунда…) 

- Коля, ты можешь так переврать мотив, что даже я ничего не могу разобрать…

У него была особенность,  - он плохо запоминал слова песни и вступал только в местах, которые знал, зато громко. Со стороны это было ужасно смешно. Однажды  он предложил:
- Слав, а давай-ка нашу, про провода…
Слава впал в ступор - что еще за наша про провода?? Мы тоже задумались, и тут он выдал:
- … только пули свистят по степи, только ветер гудит в проводах….
С тех пор "Темная ночь"  у нас и всех наших знакомых проходит как "Песня про провода".
Мамы наши ругались, нервничали, прятали бутылки, стыдили наутро, грозились больше не пускать их друг к другу.  И чего спрашивается? Только сейчас я понимаю, как хорошо им  было тогда! Сидеть пьяными и петь…  Они были счастливы.
Он удивительно быстро находил общий язык со всеми моими друзьями и знакомыми. Всем с ним было хорошо и весело.
Второй год его нет с нами, а всем до сих пор кажется, вот сейчас он вернется, скажет что-нибудь. О! сколько крылатых фраз, сказанных им до сих пор в нашем обиходе!
Когда у нас был кот, он научил его играть в футбол. Канцелярский ластик зашил в тряпочку. Вставал на один край длинного коридора, кот на другой, папа кидал ластик, а кот ловил, приносил деду и возвращался на исходную позицию. Я до сих пор не могу понять, как он умудрился его научить.
Иногда, выпивши, закрывшись на кухне, он вел душеспасительные беседы с нашей овчаркой:
- Рэм, только ты меня понимаешь.
И Рэм понимал, как никто другой. Это читалось в его собачьих глазах.
А сейчас,  каждый раз в аэропорту,  в магазинах Duty Free, я по привычке  порываюсь  купить блог хороших сигарет папе… До сих пор.
Я иногда покупаю "Науку и жизнь" для него.
На даче продолжаю делать множество вещей, с расчетом: "это для деда работка".
До сих пор.
Думаю, он всё еще жив.
Никогда-никогда я не говорила ему: "Папа, я тебя очень люблю!"
Думаю, он это знает.